— Сам будь осторожнее. Я знаю эту пещеру. — Она прыгнула в длинную лодку и прошла на ее другой конец. — Моя мать много раз приводила меня сюда. Бояться нечего.

— Зачем она приходила сюда с тобой? Убедиться, что сокровища целы?

— Нет, она хотела, чтобы я поиграла с ними.

Морщинка раздумья прорезала лоб Эдвины.

— Зачем?

— Чтобы я не тянулась к ним из-за их ценности. Для меня они оставались игрушками, красивыми камешками, и, когда я совсем привыкла к ним, они уже ничего не значили для меня. Я стала знахаркой, и мать хотела убедиться, что ничто не в силах заслонить от меня истинное мое предназначение.

— В ее поведении много мудрости, — сказал Малик, беря в руки весло. Опустив его в воду, он оттолкнул лодку от причала.

— Верно, она была удивительно мудрой женщиной, но это не помешало ей полюбить человека, который оставил ее, бросив на растерзание жителей Кайта. Мудрость не уберегла ее от костра. Она спасла жизнь ребенку и на костре оставила свою. И вообще многое говорит о непредсказуемом, о том, что в жизни ничего не бывает до конца ясно. Часто и в себе блуждаешь.

Бринн посмотрела на Гейджа, сидевшего на носу лодки. Он греб сильно, ровно. Ее собственное сердце оказалось не мудрее сердца ее матери. Этой ночью она чуть было не пошла на убийство ради этого человека, а сегодня отдает ему свое наследство.

Тишина. Гейдж так плавно опускает весла в воду, что лодка бесшумно скользит по таинственному гроту. Блестящие лучи солнечного света, падая откуда-то сверху, выхватывают из тьмы зеленую воду и сидящих в лодке, запечатлевая яркими вспышками, а затем вновь их окутывает мрак. Она словно плывет по реке жизни или… пожалуй, вечности, как во сне проносится в голове Бринн.

— Еще далеко, Бринн? — вернул ее на землю Гейдж.

Очнувшись от своих дум, она огляделась.

— Как раз за следующим поворотом. Там выступ пошире и есть площадка, где можно пристать к берегу.

Лодка причалила к площадке. Наверное, и она, впервые попав сюда с матерью, так же нетерпеливо рвалась увидеть сокровища. Теперь эти игрушки для нее устарели.

— В стене пещеры пролом, — показала она рукой. — Там и лежат сокровища.

Бринн последней вошла в пещеру и услышала восторженный возглас Эдвины.

Гейдж замер: десятки сундуков, доверху набитых жемчугом, драгоценными камнями и золотом.

— Господи! — как в бреду бормотал он. — Надо было мне выторговать побольше вьючных лошадей.

— Ты можешь все вывезти за несколько раз.

— Как красиво… — Эдвина нагнулась и потрогала золотой слиток.

У Бринн полегчало на душе: Эдвина не была алчной. Точно такая же реакция, как и у Бринн, когда она ребенком впервые увидела всю эту роскошь. Эдвина вышла замуж еще девочкой, не успев окрепнуть и повзрослеть. Ей не пришлось играть в детские игры.

Бринн села в угол возле сундука.

— Эдвина, мне нравится вот это. — Она вытащила длинную золотую цепь с квадратными прозрачными красными камнями. — Я всегда играла с этим ожерельем, когда мать приводила меня сюда.

Эдвина присела рядом с ней.

— Это рубины?

Бринн надела ожерелье на Эдвину.

— Да. Они очень крупные. Рубин дает защиту от злых духов, он укрепляет сердце, возвращает утраченные силы, гонит тоску, награждает женщину плодородием. Это твой камень. Это ожерелье тебе к лицу.

Эдвина только покачала головой. У нее разбежались глаза. Столько красоты! Подойдя к сундуку, она вытянула другую цепочку — с аметистами и жемчугом.

— Эта должна пойти тебе. — Она надела цепочку на шею Бринн и поправила на груди. — Впрочем, нет. Жемчуг слишком бледен для тебя… Я слышала, он приносит слезы и утрату иллюзий. Правда, он вместе с кровавым аметистом. Им хорошо друг с другом?

Бринн посмотрела на радостное лицо Эдвины.

— Да, они могут ужиться. Аметист гонит дурные мысли, делает бодрым и разумным…

Но Эдвина уже не слушала Бринн. Встав на колени перед сундуком, она вытащила колье.

— Изумруды! — Она радостно поднесла его к лицу. — Зеленые. Я всегда думаю о тебе, глядя на деревья и траву.

— Я тоже, — вступил в разговор Гейдж. Бринн бросила на него быстрый взгляд, ожидая недовольного, нетерпеливого выражения. Он снисходительно покачал головой. — Игрушки.

Малик подошел к небольшому сундуку, стоявшему ближе всего к выходу.

— Этот первым?

Гейдж посмотрел в его сторону.

— Какая разница?

— Вам нужна наша помощь? — спросила Бринн.

— Сами мы быстрее управимся. — Гейдж был спокоен и сдержан. — В лодке будет больше места. А вы пока поиграйте тут.

Бринн тут же повернулась к сундуку и достала корону.

— Это, Эдвина, диадема с великолепными синими, чистой воды сапфирами, в глубине каждого горит шестиконечная звездочка и пересекают ее три линии, главные силы жизни — вера, надежда, любовь. Я воображала себя королевой фей и считала, что диадема — дар неба.

— Откуда ты все знаешь о камнях?

— От матери.

— Мы можем ехать, — сказал, вернувшись, Гейдж. — Если вы сумеете оторваться от своих игр.

— Но вы не взяли и четвертой части всего, — поднялась с колен Бринн. — Вам больше не нужно?

Гейдж улыбнулся.

— Ты же прекрасно знаешь, что я хочу забрать все. Такова моя натура: все или ничего.

— Тогда почему не забираешь?

— На животных больше не погрузить. — Он помог Эдвине встать. — А потом, как ты и говорила, уже взятого хватит, чтобы купить целое королевство, если оно мне понадобится. Даже я останусь доволен. Пока… — добавил он. — Вскоре мы можем снова вернуться сюда.

— Разумеется.

Бринн сняла с головы диадему и аккуратно положила ее обратно в сундук.

— Не хочешь ее взять? — спросил Гейдж. Бринн покачала головой.

— Зачем? Мне и этого хватит.

Он так хитро улыбался, что Бринн не выдержала:

— А ты о чем подумал?

— Твоя мать отлично справилась со своей задачей. — Он повернулся к Эдвине. — Хочешь взять что-нибудь, кроме ожерелья из рубинов?

— Больше ничего. Это подарок Бринн. — Эдвина пошла к лодке. — Но я не откажусь от той доли, которую она предлагает мне. Я не дурочка, чтобы надеяться, что смогу прожить безбедно одна-одинешенька в этом мире.

— А Бринн считает, что ей не нужен никто и ничто, — пробормотал Гейдж, помогая женщинам забраться в лодку. — Как приятно услышать хоть одно здравомыслящее рассуждение!

Бринн хотелось возразить ему, поклявшись, что не может без него и что она только и живет в реальном мире с тех пор, как вступила на землю Гвинтала. Ее терзали постоянные сомнения: быть ли ей с Гейджем, или расстаться с ним? Смерть Делмаса стояла между ними. От боли у нее разрывалось сердце, но теперь все кончено. Гейдж получил свой клад. А что осталось у нее?